Заначка
|
Известно, что уравниловка, характерная для русской модели управления, отрицательно сказывается на трудовой мотивации. Существует единственный вид дохода, относительно защищенный от негативного воздействия уравниловки — заначка, то есть доход, скрытый от государства, предприятия или семьи. В периоды стабильного, застойного состояния системы управления заначка является практически единственным фактором имущественной дифференциации общества и потому самым желанным в России видом заработка. Причем способы, с помощью которых в стабильные, застойные годы добывается заначка, в противоположное по смыслу нестабильное время (в кризисные, аварийно-мобилизационные периоды) легализуются и становятся главными каналами перераспределения имущества. Административно -хозяйственные отношения по поводу создания и перераспределения заначки играют роль заповедника рыночно-конкурентных стереотипов поведения, сберегающего ростки будущего нестабильного режима системы управления. |
Заначка — заработок, который можно утаить от государства, от барина, от главы семейства, от жены, от родителей, от директора, от начальника цеха, от мастера, от коллег, от бригадира. Это доход, которым человек, подразделение или целое предприятие могут распоряжаться самостоятельно, не делясь с вышестоящей организацией. В этом особая ценность заначки, особенно в условиях постоянной угрозы перераспределения «сверху» или «сбоку» (со стороны родственников, коллег и соседей). Люди ищут те работы, где заработок не регистрируется, не облагается налогами, займами, снижением расценок, продразверсткой, оброком, алиментами, о котором не знают родители и соседи. То есть левые работы, шабашки всех видов.
История заначки уходит в седую древность. Когда мобилизация и перераспределение ресурсов стали главными элементами русской модели управления, в качестве противодействующего фактора не могла не возникнуть развитая культура утаивания доходов. В самой основе Московского государства находилась заначка. Из тех средств, которые великий князь московский должен был собрать с русских земель, чтобы отвезти в качестве дани татарам, он скрывал в свою пользу определенную часть. Фактически Россия построена за счет заначки.
Чтобы опередить князей-соперников в борьбе за благосклонность Орды, за получение ханского ярлыка на великое княжение, Александр Невский и продолжившие заложенную им политическую традицию московские князья ввели в систему управления принципиально новые элементы: использование вышестоящей организации (в лице Орды) для подавления внутренних конкурентов, мобилизацию и перераспределение ресурсов как главную функцию управления (московские князья собирали со всей Руси дань для татар), «заначку» как основной источник финансирования (часть дани Москва утаивала от Орды), «приручение» вышестоящей организации путем прикармливания взятками ее функционеров (в результате чего ордынская администрация быстро деградировала) и прочие особенности.
«Ордынцы передали функции сбора дани великому князю, каковым к тому времени оказался выслужившийся на кровавом погроме восставшей Твери московский князь Иван Калита. И именно он стал по существу первым главой ордынской администрации на Руси, составленной из местного населения, — именно эти функции неукоснительно выполнял великий князь, беспощадно сдирая дань со всех… И получал награды за верную службу — ярлыки на отдельные земли от хана (Галич, Углич, Белозеро и т. д.). Именно так, как известно, было заложено могущество Москвы»[1] .
Такой механизм конвертации административных полномочий в деньги вскоре распространился вниз по всем ступенькам управленческой лестницы. На среднем уровне управления заначка на Руси была институционализирована в XV в. в форме так называемых «кормлений». «Бывшие удельные князья и бояре получали свои или иные вотчины во временное управление с содержанием от местного населения, становясь государевыми наместниками в городах или волостелями в сельских вотчинах. Однако к середине XVI в. кормленщики, чьи доходы изрядно превышали "корм", стали тунеядцами за счет государства и местного населения»[ 2]. «С одной стороны, правительство старалось ввести понятие о службе государству как об общественной должности, с другой — старый обычай заставлял смотреть на нее только как на источник кормления»[3].
Заначка и взятка. На самом низовом уровне управленческого аппарата заначка как плата за перераспределение ресурсов приняла форму обыкновенной взятки. А поскольку перераспределение и мобилизация ресурсов — главное содержание управленческих процессов в России, постольку и взяточничество приняло невиданный в христианском мире размах. Причем обусловленность взяточничества структурой и механизмами управления была осознана населением достаточно давно. Чего стоит один бытовой пример: «В 1637 г. в Путивле казак открыто хвастался, что "я де государя не слушаю, откупил я де деготь в Володимерской чети у дьяка Тимофея Голосова, а не у государя, и пошлины откупные плачу Голосову, а не государю". На возражение "ино де Голосов больше государя?", казак ответил: "Находить де тебе прежде государя Голосов двор"»[4].
По мнению В. О. Ключевского, нет оснований «считать преувеличенными отзывы иностранцев XVII века о продажности суда в Московском государстве, о том, что судьи открыто торговали своими приговорами, что не было преступления, которое не могло бы при помощи денег ускользнуть от наказания; и такие отзывы простираются не на один суд и не на одни второстепенные или удаленные от центра органы управления; иностранец, приехав в Москву, прежде всего узнавал, что здесь посредством подарков можно всего добиться, даже при дворе»[5].
«В XVII веке подношения приказным были нескольких видов. "Почесть" полагалась заранее для успешного продвижения дела, "поминки" — за конкретную работу с целью ее ускорения и "посулы" (взятки) — за нарушение закона. Они в несколько раз превышали жалование»[6]. Например, крупные монастыри, у которых были свои рыбные ловли, ежегодно раздавали в Москве «в почесть» изрядное количество рыбы. Существовало даже выражение «бить челом сковороткою рыбки». В 1674 г. Иверский монастырь бил челом А. С. Матвееву «сковородочкой свежей рыбки на двух возках»[ 7]. Доходы приказных подьячих, получаемые подобным образом, в несколько раз (не менее трех) превышали размеры их окладного жалованья[ 8].
Иван Посошков в начале XVIII в. предлагал вообще прекратить выплату жалованья приказным из казны. «Пропадает она (казна — А. П.) даром, ни за одну деньгу гинет. Пропитания ради главным судьям и приказным людям учинить оклад з дел, по чему с какова дела брать за работу, с каковые выписки иль с указа какова, иль с грамоты, иль с памяти»[ 9]. Размер платы приказным в XVII в. не только не вырос, но еще и понизился со 100 руб. в год до 88 в 1687—1688 гг. Средний размер жалованья подьячим сократился с 14,3 руб. до 9,5 руб. Были подьячие, вообще не верстанные жалованьем, к 1682 г. их было 40% от общего числа. Им правительство разрешало компенсировать нехватку жалованья из денег, отпускаемых на покупку бумаги, чернил, свечей и т. д.
Петр I запретил поместное обеспечение чиновников, повысил жалованье, но денег не хватило. Уже в 1727 г. пришлось вернуться к старой системе, — канцелярские служащие в городах работали без жалованья. Им разрешено было «брать акциденции от дел прежних, чем без нужды довольствоваться могут». Это правило существовало до 60-х годов XVIII в. Екатерина II и вовсе отменила жалованье чиновникам, мотивировав это тем, что они все равно получают взятки.
Даже в конце ХIХ в. «чиновники получали грошовое жалованье и существовали исключительно на взятки. Это делалось совершенно открыто. Сельские священники возили на квартиры чиновников взятки возами в виде муки и живности, а московские платили наличными. Взятки давали дьяконы, дьячки, пономари и окончившие академию или семинарию студенты, которым давали места священников»[ 10]. Чиновники, не берущие взяток, были столь необычным явлением, что вызывали подозрение. Так, народников, которые устраивались писарями, «скоро арестовывали, заключая об их революционности по тому, что они не пьянствовали и не брали взяток (сразу видно, что писаря ненастоящие)»[ 11].
Общественное мнение осуждало тех взяточников, которые не выполняли своих обещаний. Г. О. Котошихин пишет, что приказные брали незаконные «посулы» хотя и не сами собою, однако «по задней лестнице, через жену или дочерь или чрез брата и человека и не ставят себе того во взятые посулы будто и не ведают»[ 12]. Чиновник, дорожащий своей репутацией, так не поступает: «нет уж, увольте, это не такие люди, этого никогда не может быть, чтобы, получивши благодарность, не исполнить долг чести»[13] .
Механизм появления заначки. В каждом конкретном случае он зависит от отрасли или вида работы. Например, послал барин крестьянина на оброк плотничать. Тот вернулся с деньгами. Часть денег заначил, отдал не барину, а своей семье (то есть главе родственного клана). Через пару лет решил: а что я все отдаю своему отцу, и он как хочет, так эти деньги и распределяет? Почему мне, моей жене и детям достается меньше? И он начинает утаивать деньги от родственников в пользу своей «малой» семьи.
Следующим шагом будет утаивание денег от жены, чтобы пропить спокойно. Жена начинает утаивать от мужа. Дети начинают утаивать деньги от родителей, и со второй половины XIX в. вся страна ввязывается в гонку — у кого больше заначка. Деньги, спрятанные от родителей, от деда с бабкой, были даже у всех детей в дореволюционной русской деревне. Их прятали под венцами изб, отсюда название «подвенечные деньги». Сама система отходничества порождала ее. Чаевые тоже первоначально были заначкой от владельца трактира или лавки.
Доходы, которые нигде не регистрируются и которые легче утаить, являются на Руси наиболее желанным видом заработка. Если во всем мире поденщик, не имеющий постоянной работы, — несолидный человек, неудачник, существо второго сорта, то в России эквивалентный поденщику «шабашник» — уважаемый, зажиточный человек, хотя и лицо без постоянного заработка. Русские люди падки на левые работы.
На всех уровнях управления. У заводского рабочего заначка — это скрытые (факти-чески ворованные) материалы и инструменты, из которых он сделает либо какую-то продукцию для личного пользования или на продажу, либо сдаст мастеру во время сверхурочных работ для оплаты по двойному тарифу. Мастер тоже скрывает от начальника цеха и от рабочих неучтенные материалы и готовую продукцию, фиктивно отработанное рабочими время (в табеле учета рабочего времени одно, а «по жизни» — другое). Заначка директора завода в советское время гордо именовалась фондом директора и представляла собой средства, о которых не знала вышестоящая организация и которыми он мог распоряжаться самостоятельно, без отчета (этот фонд иногда называли «коньячным»). У начальника цеха был свой «фонд начальника цеха» (уже не столько «коньячный», сколько «водочный»), у мастера — «фонд мастера».
Даже в жестокие сталинские годы директора заводов были вынуждены для прокормления своих коллективов иметь заначку. «Предприятию разрешалось заключать шефские договоры с совхозами и колхозами. В обмен на помощь запчастями и рабочей силой колхозы и совхозы выделяли продовольствие. По закону это разрешалось делать только после выполнения плана государственных заготовок. Предприятия браковали часть продукции и напрямую ее обменивали в колхозах — бартер, запрещенный законом»[ 14]. Тесть моего знакомого, в годы войны работавший на Ковровском оружейном заводе (ныне завод им. Дегтярева), вспоминал, что его «фонд начальника цеха» состоял из буханок хлеба, которые он по своему усмотрению выдавал тем или иным рабочим.
На уровне завода заначкой являлись скрытые мощности. Рабочие скрывали свои истинные производственные возможности от бригадиров, бригадиры — от мастеров, мастера — от начальников участков, те — от начальников цехов, начальники цехов — от директоров, директора — от главков, главки — от министерств, министерства — от Госплана, Госплан — от Политбюро ЦК КПСС. В довоенное время такая практика еще вызывала удивление и негодование руководителей, коллег и подчиненных. Воспоминания бригадира ударной бригады: «Оказалось, что больше половины продукции, изготовленной в прошлом месяце, оставлено в цехе как запас для хорошего процента на следующий месяц. По точным проверенным данным было установлено, что программа цеха выполнена более чем на 200%.
Выяснилось, что начальник цеха всегда скрывал производственные возможности цеха, добивался меньшей программы, ориентировал общественность на минимальные темпы работы, стремился не выделяться, всегда быть в середке. Имея резервы, он запасами перекрывал недоделы. Когда накапливался чрезмерный задел продукции и ее уже нельзя было дольше утаивать, начальник ухитрялся документально оформить ее как продукцию, которая не входит в обязательную номенклатуру программы цеха, а, следовательно, и не учитывается в выполнении»[15].
В советское время заводы проводили титаническую работу, чтобы получить скрытые мощности. Например, проводили реконструкцию под видом капитального ремонта. Провести реконструкцию как реконструкцию — вырастут производственные мощности и вышестоящая организация даст увеличенный план. А если оформить реконструкцию как капитальный ремонт, то можно реально увеличить мощности, но по документам этого не записать.
В случае реконструкции под видом капремонта повышенный план не дадут, и на дополнительных мощностях можно производить заначку, то есть продукцию, которую можно выменять на что-то, неучтенное на другом предприятии. Для этого надо сэкономить сырье (завысив официальные нормы расхода) и получить от поставщиков то, что те сэкономили таким же способом. Так складывалась теневая экономика, которая в конце концов охватила все народное хозяйство. По документам было одно, на деле — совсем другое.
За последние годы логическим завершением процесса легализации заначки явился массовый «увод» финансовых потоков и пакетов акций в офшорные зоны, подальше от налогов и государственного контроля.
Без «мертвых душ» не выжить. Чем быстрее деградировала система управления, скатываясь в свое стабильное, застойное состояние, тем большую роль в хозяйственной жизни играла заначка. Н. Епанчин, директор пажеского корпуса в предреволюционные годы, вспоминал: «Очередной ротный командир, полковник Шумилов, доложил, что ввиду недостаточности отпуска денег на кормление пажей невозможно обойтись без "мертвых душ", т. е. показывать по отчетным листам больше пажей, состоящих на довольствии, чем есть на самом деле»[16].
Аналогичным образом в брежневскую эпоху обкомы, горкомы и райкомы КПСС как параллельные управленческие структуры часто предписывали предприятиям и организациям выполнять те или иные работы, исходя из того, что у тех есть неучтенные, левые ресурсы. Например, обязывали предприятия что-нибудь построить подшефному колхозу, отремонтировать, организовать, прекрасно зная, что соответствующие стройматериалы и деньги на зарплату не выделены. Это был первый шаг к легализации теневой экономики, без которой официальная система управления уже не могла обойтись.
Например, Ярославское транспортное управление в конце 70-х — начале 80-х годов за счет того, что по документам расходовало материалов больше, чем на самом деле, сэкономило бензин, запчасти и фонд зарплаты. Обменивая неучтенные транспортные услуги (оказываемые на неучтенном бензине, запчастях и зарплате) на стройматериалы, удалось построить двухэтажный двенадцатиквартирный жилой дом в поселке Петровском.
Построить-то построили, а квартиры в нем своим работникам предоставить не могут, так как дом надо принимать на баланс, а для этого нет законных оснований. Ведь дом возник «из воздуха», на него ни одного кирпича, ни одного гвоздя, ни одного рубля зарплаты строителям не выделено. В конце концов волевым решением начальника дом приняли на баланс по статье, — угадайте какой? — «имущество, обнаруженное при инвентаризации». 12-квартирный дом! Это не анекдот, а реальный случай[17] .
Застойные брежневские годы были апофеозом стабильной системы управления, когда уже ничто не работало, государственный аппарат рука об руку с населением разворовывал и саботировал все, что только можно. Например, именно тогда Госагропром СССР к традиционным каналам образования заначки («нормам естественной убыли» пищевых продуктов: усушке, утруске и т. п.) добавил дополнительные: «нормы снижения качества». В этот период получение заначки стало главным мотивом экономического поведения не только индивидуумов, но и целых организаций.
Чем сильнее давит пресс уравниловки, тем больше стимулов уходить в теневую экономику и получать доход в виде заначки. Чтобы увеличивать доход, люди просто были вынуждены утаивать свой дополнительный труд и получать оплату за него не в форме нормальной зарплаты, а в качестве заначки.
Если говорить о промышленных предприятиях, то наименее криминальным, почти официальным каналом заначки являлся так называемый «второй отдел», предназначенный для обеспечения постоянного мобилизационного запаса сырья, материалов и готовой продукции на случай войны или чрезвычайного положения. Все знают, что склад второго отдела — это заначка для предприятия. В случае внезапных проверок «сверху» (впрочем, по-настоящему внезапных проверок не бывает) часто выясняется, что на складе второго отдела либо нет подтвержденных документами товарно-материальных ценностей, либо вместо них лежит откровенный брак, непригодный ни в мирное, ни в военное время.
Заначка и теневая экономика. В России каждый или организует теневую экономи-ческую деятельность, или участвует в ней, получая доходы от скрытых приработков и хищений, или участвует в неявном перераспределении этих доходов, или, на худой конец, по долгу службы борется с этими явлениями (при этом вольно или невольно продолжая быть узелком в сети теневых хозяйственных отношений).
Как деликатно отмечает английский ученый Теодор Шанин, «невозможно осмыслить работу современной российской промышленности без того, чтобы понять, что завод дает своим работникам помимо зарплаты (которая часто месяцами не выплачивается)»[ 18]. Для предприятий «уход от налогов стал практически безальтернативной тактикой. Средняя фирма, уплачивающая все налоги, оказывалась неконкурентоспособной по издержкам в сравнении с ее конкурентами, фактически действующими в условиях льготного налогового режима. Соответственно, все фирмы, присутствующие на рынке, в той или иной мере были вынуждены нарушать законодательство»[ 19].
Перерасход материальных ресурсов на предприятиях свидетельствует не только о технологическом отставании, но и об огромных масштабах перераспределения ресурсов из легальной экономики в теневую. Например, в себестоимости продукции современных российских птицефабрик затраты на корма составляют до 85% по сравнению с 50% в США, хотя суточный привес бройлера равен лишь 23 г по сравнению с 52 г на американских птицефермах[ 20]. Нетрудно догадаться, куда «утекает» перерасход кормов и как это способствует подъему личного подсобного хозяйства. (По данным Госкомстата, «в сельском хозяйстве доля теневого сектора превышает 90% добавленной стоимости, и это объясняется тем, что подавляющее большинство сельхозпродукции производится в России не на сельхозпредприятиях, а в частных хозяйствах населения»[ 21].)
Еще одной чертой новой теневой экономики в России стало широкое распространение скрытой занятости. Накал энтузиазма, с которым наши соотечественники участвуют в незаконной хозяйственной деятельности, уже привел к тому, что «в условиях экономического кризиса теневая экономика в России имеет устойчивую тенденцию к росту. По оценке аналитиков американского инвестиционного банка Chase Manhattan, в 1999 году она выросла на 5,4% (официальный ВВП лишь на 1,8%)… Согласно недавним исследованиям, 27% трудоспособных россиян (а это 21 млн человек) имеют официально не учтенную вторую работу, причем около половины из них заняты в «посреднической деятельности», треть — в розничной торговле, а оставшиеся — в челночном бизнесе»[ 22].
«Данные опросов свидетельствуют, что до трети трансакций в экономике в договорах не фиксируется. Может скрываться наем рабочей силы. Так, по данным Института сравнительных исследований трудовых отношений, в негосударственном секторе России восемнадцать процентов рабочей силы было занято в теневых сегментах, то есть их взаимоотношения с работодателем не были оформлены. Часто скрываются доходы»[ 23]. «Доля теневой экономики в общем объеме ВВП России, по оценкам Госкомстата России, составляет в последние годы более 20%»[24].
Таким образом: заначка — это листок раскидистой кроны теневой экономики, накрывшей без исключения всю страну.
Окончание в следующем номере[1] Криворотов В. Вехи, взлеты и падения особого пути России // Знание – сила. 1990. №9. С. 30–31.
[2] Карпец В. И. Верховная власть // Советское государство и право. 1985. №9. С. 108.
[3] Ключевский В. О. Сказания иностранцев о московском государстве. М., 1991. С. 116.
[4] Новомбергский Н. Слово и дело государевы. М., 1911. С. 465–467.
[5] Ключевский В. О. Указ. соч. С. 115.
[6] Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия России XVII века и ее роль в формировании абсолютизма. М.,1987. С.141–142.
[7] Седов П. В. Подношения в московских приказах XVII века // Отечественная история. 1996. №1. С. 142.
[8] Лексин Ю. Клятва бюрократа // Знание – сила. 1989. №10. С. 81.
[9] Посошков И. Г. Книга о скудости и богатстве и другие сочинения. М., 1951. С. 73.
[10] Гиляровский В. Москва и москвичи. М.,1981. С. 140.
[11] Троицкий Н. Друзья народа или бесы? // Родина. 1996. №2. С. 68.
[12] Котошихин Г. О. Россия в царствование Алексея Михайловича. М., 2000. С. 118.
[13] Орлова Г. А. Указ. соч. С. 101.
[14] Осокина Е. Люди в годы первых пятилеток: способы и стратегии выживания // История: Приложение кгазете «1 сентября». 1997. №19. С.10.
[15] Воробей К. А. Один– за всех, все– за одного: Из истории первой ударной бригады. Л., 1961. С. 99.
[16] Епанчин Н. При дворе трех императоров: Воспоминания. М., 1996. С. 281.
[17] См.: Прохоров А. П. Русская модель управления. М., 2002. С.
281.
[18] Шанин Т. Почему до сих пор не умер русский народ // Эксперт. 2000. №1–2. С. 31.
[19] Яковлев А. Черный оффшор // Эксперт. 2000. №40. С. 12.
[20] Селиванов В. Сине–кура // Эксперт. 2000. №47. С. 29.
[21] Ивантер А., Никифоров О. Большие неформалы // Эксперт. 2000. №40. С. 10.
[22] Кокшаров А. Черная дыра // Эксперт. 2000. №12. С. 30.
[23] Радаев В. Сетевой мир // Эксперт. 2000. №12. С. 34.
[24] Ивантер А., Никифоров О. Указ. соч. С. 10.